Перекрёстки времени[СИ] - Марина Казанцева

Иногда грозящая мирам опасность предотвращалась тем, что дежурящие эльфы перемещались в прошлое и уничтожали опасность в зародыше. Потом, по мере присоединения к великому кругу духократических цивилизаций, после слияния с другими мощными силами Вселенной, эльфы оставили это занятие и предоставили мирам развиваться самостоятельно. Но использовали пустующие локалы как жилье, когда время от времени возвращались, чтобы проведать миры. Вот так некогда вернулись сюда четверо наблюдателей: ангел Гомониил как глава экспедиции, Лембистор - представитель тёмного измерения, некоторые из которых присоединились к Великому Кругу, Лиланда - из последней формации прежних эльфов, новая избранница Румистэля в его последнем воплощении, и он сам, как бывший некогда командир космической техники эльфов предшествующего Объединению периода - Джавайна.

Дальнейшие их действия Ниянали неизвестны, потому что она не видела никаких особенных перемен в Селембрис, тихо живя в своей весенней долине. Она ничего не знает о перезагрузках, но явно видит забвение Румистэля, которое отнесла на счет его нового воплощения. Зачем же было возвращаться к прежней любви, когда нашёл себе новую - так думала она, когда он пришёл к ней. Но не устояла, потому что разрыв их был непрост. Она не желала служить новому объединению древнейших рас Космоса, а желала оставть я той реальности, где эльфы были повелителями миров, отчего и вернулась на Селембрис.

Да, теперь многое стало на свои места, но многое так и осталось непонятным. Теперь он знал, почему не мог застать Гедрикса в том времени, когда искал его: внука не было тогда, он уже покинул подземный мир. События в локале шли обратным времени ходом - назад, в прошлое, а не в будущее. Включённая машина времени дала ход обратному развитию событий, унося развязку этой истории назад. Само по себе это не давало искажения времени, ибо совершалось в локале. Выйди оттуда кто другой, не Гедрикс, он включился бы в общий ход истории, как обычный человек. Но вышел предок Лёна, его же потомок, это и замкнуло цепь событий, пустив историю Селембрис по вариативному, но повторяющемуся кругу. Вот она, причина. Но где начало этой подземной эпопеи? Откуда пошли и размножились народы?

Догадка просилась в рассудок Румистэля, но он боялся верить ей. Килмар Сильвандирский - вот было звание короля Стовираджа. Неужели народ Пафа, вернее, Алая Сильванджи, и был тем корнем, откуда пошло население локала? Заселив беглый народ Сильвандира в пустующий подземный мир, Лён запустил тем самым процесс в прошлое? Но как, если кристалл ещё не полон! Это надежда - ведь пока он не соберёт Вечность полностью, локал не может закрыться! Он может вернуться в будущее и вывести народ Алая из подземелья! Тогда не случатся эти события прошлого, и его дочери спокойно дождутся своего сорокалетия в подземном мире и бедная Эйчвариана - папина дочка! - не погибнет!

Как он неверно понимал её намерения! Наверно, в закрывшемся локале прошло гораздо больше сорока лет, и сёстры не понимали, почему их не навестили родители. Наверняка они жили обе долго, сохраняя неиссякаемую молодость, даруемую им дворцом Рагноу и его великолепными машинами. Они успели стать легендой подземного мира и его страхом, поскольку скучали в затянувшемся заключении и искали себе развлечений. Наконец, Сивион решила выйти замуж, чтобы родить мальчика своего рода - пусть полукровку, но всё же он мог наследовать дары своего великого дела, волшебника Джавайна! Да, так говорила Эйчвариана, и он не понимал, что это говорится о Румистэле, капитане корабля, который нынешние маги назвали Дивояром. Это рассказывала ей мама - о подвигах Румистэля, когда вёл он свой звёздный крейсер среди множества миров, созданных великой расой эльфов! Она научила дочерей эльфийскому языку, а Сивион обучила ему же Гедрикса. Но был он туповат, как полукровка. И не сразу обрёл свои дары.

Кто объяснил бы Эйчвариане, что нельзя играть с людьми, как с игрушками, что они младшая раса, которой ещё предстоит расти тысячелетия, чтобы выращивать внутри себя особо даровитых, которые начнут постепенно накапливать силы и возможности общения с энергиями Космоса. Они идут своим путём ошибок и порой творят безумства в слепоте своей. Тогда эльфы приходят к ним на помощь и тихо отбирают опасные игрушки, перезагружая события истории и давая новый шанс развития. Но будет время, когда эти полуслепые и неразумные существа приобретут понимание своего назначения, и тогда им откроются глубины древних путей великих цивилизаций, и они войдут в гигантское Объединение, а пока играют в своё Содружество. Да, вот такой путь предназначен живым человеческим мирам, и эльфы курируют именно эти планеты. А сейчас Румистэль должен найти Гомониила, чтобы доложить о своей находке.

Надо ли делать это прямо сейчас, или вернуться в будущее? По логике, не стоит нарушать картины прошлого, чтобы не внести новые коррективы в и без того запутанную картину. Он должен выполнить то, за чем пришёл сюда: достать в холодном мире кристалл, который в будущем похитил Пантегри. Но как он мог оставить страдающую от горя Нияналь? И он отложил своё дело и вернулся с ней в её долину, к карлицам, которые кинулись к ним с радостью, ожидая встретить девочек.

Горе, которое испытывала Нияналь, заставило облететь все цветы в весеннем её саду, и небо над долиной закрылось мрачными тучами. Она закрылась в своей опустевшей спальне и целыми днями сидела за задернутыми занавесками, погружённая в молчание.

Насколько проще, думал Румистэль, вернуться сейчас в будущее и предотвратить эту трагедию. Он понимал, что творится в душе Ниянали: она видела, как сама ощущала, страшную участь Эйчварианы. И сейчас вся ненависть, которую испытывал Лён к волшебнице Рагноу, била по сердцу Румистэля, как безжалостный таран. Он никак не мог её оставить. Он и его беспамятство виновны в её несчастье, и этот разрыв между разумом и чувствами приносил ему мучения.

Однажды рано утром, когда она спала, измученная своим страданием, он вышел в сад - собрать созревших вишен к завтраку. Карлицы подоили козьего молока и наготовили сливок. Он надеялся, что Нияналь поест. Так, бредя по саду с плошкой, он наткнулся на то, чего раньше тут не видел.

У садовой горки с цветами увидел он чужого человека.

- Кто ты? - изумился Румистэль, разглядывая коленопреклонённого мужчину, который словно застыл над карликовыми вересковыми кустами.

Тот обернулся - так стремительно, как будто ждал этого голоса.

В глаза Румистэлю бросилось чем-то очень знакомое лицо - такие лица видел он, но - где? Эти прямые, белые, пушистые, с лёгкой желтинкой волосы, это аскетическое лицо с суровыми чертами, тонкий, с горбинкой нос, худощавое сложение и яркие, хищные глаза густого оранжевого цвета.